Это всегда было трудно: жить с дочерью, которой требовался специальный уход, и которая могла уйти в небеса в любой момент, трудно было не из-за ее физического здоровья, а из-за моего духовного. Когда каждый припадок принуждал меня видеть ее хрупкость, когда каждое утро я проверял - дышит ли она еще, прежде чем попытаться разбудить ее, я утешал себя мыслью, что Бог не возьмет Шеннон к Себе, пока Шеннон не закончит учить меня. Это было понятно довольно рано в ее жизни, что у нее особое призвание, быть ребенком, которого мне нужно учить меньше всех, и у которого мне самому нужно много учиться. Я был учеником, а она учителем.

Моя ошибка была в том, что я думал, что она закончит учить меня в тот момент, когда уйдет. Она ушла, но еще не закончила со мной. Она все еще учит меня, хотя  она и ушла. Она учит меня терпеть боль. Ее приступы не были слабыми и незаметными. Она падала на землю. У нее сильно тряслись ноги. Она сгибалась и разгибалась. Ее дыхание становилось шумным и трудным, и бесполезным, поскольку ее кожа приобретала голубоватый оттенок от недостатка кислорода. Это могло длиться 30 секунд. И это могло длиться 10 минут. Тем не менее, это заканчивалось, всегда одинаково, - глубоким, непробудным сном. Сразу после того, как она была в муках от того, что ее собственное тело вышло из под контроля, сразу после того, как электрические волны ее мозга становились ужасным ураганом, сразу после того, как она не могла дышать, она не смотрела на меня вопросительно. Она не паниковала и не искала покоя, стабильности и смысла. Где бы она ни была, она просто засыпала.

Мой дом был потрясен почти год назад, когда моя жена, любовь всей моей жизни, ушла за своей наградой. И мой дом снова был потрясен 6 недель назад, когда Шеннон ушла, чтобы присоединиться к ней. И я потерял сон. Месяцами забота о моей жене удерживала меня от сумасшествия. Месяцами, после ее ухода, привычка заботиться о моей дочери давал мне смысл жить. Теперь они обе ушли. И это для меня урок, и мне надо его выучить.

За Денис я мог быть благодарен, что она ушла в лучший мир, что она не будет больше страдать. Но, в Шеннон, вот так ирония, я так не уверен. О, я вполне уверен, что она в руках ее Господа. Я уверен, что у нее больше не будет припадков. Но все дело в том, что Шеннон никогда не чувствовала бремя своей слабости. И у Шеннон была вера, которая видела сквозь завесу. Она жила на земле, как будто это были небеса. Она была настолько полна любви, радости, мира, так наполнена терпением, добротой, так хороша, так верна, так нежна и так держала себя в руках, что просто цвела и приносила плод в Божьем саду. Когда она проснулась со способностью ходить и говорить, когда она проснулась, чтобы почувствовать касание Господа к ее голове, для нее это не было большой переменой. Она всегда чувствовала Его руку на себе. Она всегда видела Его славу. Пропасть между землей и небом для Шеннон была всего лишь одним маленьким, нетвердым шажком.

И это и есть тот урок, который мне нужно выучить. Ни моя жена, ни моя дочь, хотя они, будучи освящены, сейчас существа более высокого уровня, не далеки от меня. Мой Господь не пребывает с ними где-то вдалеке. Вместо этого, я там с ними, посажен на небесах со Христом (Еф. 2:6). Я был превознесен Его благодатью. Поскольку Он со мной, я не упокоюсь в Шеоле, но буду в Раю. Поскольку где Он, там и сокровище мое. Я лягу и успокоюсь, поскольку "возлюбленному Своему Он дает сон" (Пс. 126:2). И Шеннон смотрит, дышу ли я еще, и мы оба смотрим в будущее на тот день, когда я наконец проснусь.

 www.rcsprouljr.com