Проблема зла была определена как ахиллесова пята христианской веры. Веками люди ломали голову над загадкой, как добрый и любящий Бог мог допустить, чтобы зло и боль так преобладали в Его творении. Философские проблемы породили обилие размышлений и дискуссий, некоторые из которых будут повторены нами, но в конечном счете эта проблема быстро переходит с абстрактного уровня в сферу человеческого опыта. Философское натыкается на экзистенциальное.
Исторически зло определялось в терминах лишения (privatio) и отрицания (negatio), особенно в работах Августина Гиппонского и Фомы Аквинского. Смысл таких определений состоит в том, чтобы определить зло в терминах отсутствия или отрицания добра. Например, мы определяем грех как любое несоответствие закону Божьему или его нарушение. Грех характерно определяется в отрицательных терминах. Мы говорим о грехе как о непослушании, беззаконии, безнравственности, неэтичном поведении и тому подобном. Таким образом, над проблемой зла всегда стоит стандарт добра, по которому зло определяется как зло. В этом отношении зло паразитирует. Само его определение зависит от хозяина вне самого себя. Ничто не может быть названо злом без предварительного стандарта добра. Тем не менее, сколько бы мы ни говорили о зле как о лишении или отрицании добра, мы не можем избежать силы его реальности.

Во времена Реформации реформаторы приняли определение зла, унаследованное ими от ранних Отцов Церкви, в терминах privatio, лишения и отрицания. Они изменили его одним критическим словом. Privatio стали описывать как privatio actuosa (фактическая, или реальная, приватизация). Смысл этого различия состоял в том, чтобы привлечь внимание к реальности зла. Если мы думаем о зле и боли просто в терминах отрицания и лишения и стремимся избежать их реальности, мы легко можем скатиться к абсурдной ошибке считать зло иллюзией.

Чем бы ни было зло, оно не иллюзорно. Мы испытываем муки его воздействия не только в индивидуальном, но и в космическом смысле. Все творение стонет, говорит нам Писание, ожидая явления сынов Божиих. Суд Божий над человеческим родом был судом, который распространялся на все, над чем властвовали Адам и Ева, включая всю землю. Проклятие распространилось далеко за пределы дома Адама, во все щели Божьего творения. Реальность этого проклятия ложится тяжелым бременем и неудобным плащом на всю жизнь. Это действительно плащ боли.

Много лет назад у меня был дорогой друг-христианин, который лежал в больнице и проходил строгую серию химиотерапевтических процедур. Химиотерапия в то время вызвала у него сильную тошноту. Когда я говорил с ним о его опыте, я спросил его, как его вера устояла посреди этого испытания. Он ответил: “Р. , трудно быть христианином, когда твоя голова в унитазе”. Этот графический ответ на мой вопрос произвел на меня неизгладимое впечатление. Вера трудна, когда наши физические тела корчатся от боли. И все же именно в этот момент, возможно, больше, чем в любой другой, христианин обращается за утешением к Слову Божьему. Именно по этой причине основополагающим для христианской веры является утверждение, что Бог властен над злом и над всякой болью.

Не годится сбрасывать проблему боли со счетов в царстве сатаны. Сатана не может делать ничего, кроме как под верховной властью Бога. Он не может бросить ни одной огненной стрелы в нашу сторону без суверенной воли нашего небесного Отца. Нет такой части Священного Писания, которая более драматично передавала бы этот момент, чем вся Ветхозаветная книга Иова. Книга Иова рассказывает о человеке, которого проблема боли доводит до абсолютного предела выносливости. Бог позволяет Иову быть незащищенной мишенью для злобы сатаны. У Иова отнимают все, что ему дорого, включая семью, мирские блага и собственное физическое здоровье. И все же в конце дня, посреди своих страданий, когда его дом стоит на навозной куче, Иов кричит: “Господь дал, и Господь отнял; Да будет благословенно имя Господне” (1:21). Легко привести это высказывание Иова в бойкой и самодовольной манере. Но мы должны выйти за рамки бойкости и проникнуть в самое сердце этого человека посреди его страданий. Он не разыгрывал духовный спектакль и не пытался казаться благочестивым посреди своей боли. Напротив, он демонстрировал поразительный уровень непоколебимого доверия к своему Создателю.

Высшим выражением этого доверия были его слова: “Хотя Он и убьет меня, но Я буду доверять Ему” (13:5). Иов предвосхищает христианскую жизнь, жизнь, прожитую не на Пятой авеню, где проходит Пасхальный парад, а на Виа Долороза, пути скорби, который заканчивается у подножия креста. Христианская жизнь - это жизнь, которая включает в себя таинство крещения, которое означает, среди прочего, что мы крещены в смерть, унижение и страдания Иисуса Христа. В Писании нас предупреждают, что если мы не будем готовы принять эти страдания, то не будем участвовать в возвышении Иисуса. Христианская вера крестит человека не только в боль, но и в воскресение Христово. Любая боль, которую мы испытываем в этом мире, может быть острой, но она всегда временна. В каждое мгновение, когда мы испытываем муку страдания, в наших сердцах бьется надежда на небеса — что зло и боль временны и находятся под судом Бога, того самого Бога, Который дал обещание Своему народу, что придет время, когда боли больше не будет. Страдания будут превзойдены присутствием Христа.