Обманите меня раз, - стыд вам. Обманите меня два раза, - стыд мне. Я признаю, что я попался в первый раз. Когда я был школьником, мои идеи о классном стиле одежды включали в себя тугие шелковые рубашки и голубые джинсы с большими наворотами чем у Либерейса [пианист, отличавшийся особой вычурностью в одежде], у меня даже был свой полистироловый парашютный комбинезон [с короткими брючинами]. Я выглядел как смесь между Хууди Дууди [из шоу для детей] и Элвисом, в его последние годы. Современное безумное течение моды, воскрешающее ночной кошмар 70-х, не наполнило мое сердце теплой ностальгией. Вместо этого оно смутило меня тем, что я имел обыкновение тогда носить. Я выучил этот урок. Снова меня этим не обмануть.

Это напомнило мне, тем не менее, силу ностальгии, в ее наиболее подверженном влиянию и неискреннем проявлении. Постмодернизм, будучи паразитом и разрушителем, не может построить культуру. Он может только переделывать старое. Из-за своей циничности и всезнания он старается переоценить все броское, ребяческое и бесполезное. Мы одеваемся как глупцы, чтобы блеснуть знанием моды. Так как он отрицает все длящееся, постмодернизм требует всего нового. Опасность в той скорости, с которой наши законодатели моды переворачивают старые культуры. Уже не далеко то время, когда нас будут ободрять вспоминать с ностальгией прошедшую неделю.

Настоящая ностальгия, истинное желание вернуться в прошедшие дни, питается от другого порока. Кажется, что взгляд из далека может быть только через розовые очки. И они никогда не выходят из моды. Мы хотим не того, что было, а как мы помним то, что было. Вот почему автор послания к Евреям так много старается, доказывает с таким рвением, предупреждает с такой горячностью в своём письме. Ностальгия может сделать хуже, чем заставить вас одеться в смешную одежду.

Живя в довольно свободной стране, где плюрализм задает тон, это трудно понять, что требовалось от Иудея первого века, чтобы принять заявления Иисуса Христа. Более чем вероятно, это разрушило бы все семейные отношения. И дружеские связи тоже были бы разрушены. Такие, как Никодим и Иосиф из Аримафеи, и на самом деле, как апостол Павел, которые когда-то были уважаемы и почитаемы в обществе, теперь стали бы социальными париями, без права быть вместе со всеми за столом. Их ожидала бы скорая, жестокая смерть мучеников, которая с каждым днем становилась бы все более и более вероятной.

Подобно как их предки до них, мы можем только посочувствовать, когда кто-то начинает говорить, как у них когда-то был лук и чеснок в Египте, что, хотя они и были рабами, их котлы были наполнены едой. Нынешние страдания углубляют розовый оттенок, когда мы глядим на уже прошедшие страдания. И также многие верующие Иудеи много боролись с приступами ностальгии. Для многих был сильный соблазн сбросить Иисуса, как бесполезный груз, чтобы счастливые дни могли прийти снова. Они рассуждали, что нужно сбросить крест, и тогда они смогут снова быть на высоте в собрании мужей. Проще говоря, у многих был соблазн пренебречь столь великим спасением.

С некой долей иронии можно сказать, что их проблема была не в том, что они смотрели назад. Старая поговорка "прошедшего не вернуть", здесь не помогла бы. Можно сказать, что их проблема была в том, что они не смотрели достаточно далеко назад. Любовь к прошедшему может быть хорошей вещью, если то, что мы любим хорошая вещь. Они не были призваны взирать на современный им Иудаизм. И на зенит могущества их нации, во времена Давида и Самуила. Они не должны были смотреть обратно на Египет, ни даже на времена их великих патриархов. Скорее, они должны были с желанием взирать назад на Эдемский Сад.

Это правильно желать мира без греха. Наши сердца должны болеть по миру с Богом, чтобы ходить с Ним в прохладе дня, видеть, как лев лежит рядом с ягненком. Это благочестивая ностальгия, пока она движет нас к благочестивому повиновению. Мы должны желать подобных вещей, но не с безнадежностью, зная, что назад не вернуться. Но с радостью, зная, что мы, с каждым шагом вперед, движемся назад в Сад. То есть путь в Эдем идет через достижение Царства Иисуса Христа. Чтобы вернуться домой, мы должны искать прежде всего Царства Божия.

Но это написано, тем не менее, и для нас тоже. Наш статус отщепенцев и жертв в нашей культуре не может быть сравнен со статусом Иудеев первого столетия, но мы к этому идем. Подобно Августину до нас, мы призваны свидетельствовать о разрушении культуры вокруг нас. И подобно Иудеям мы соблазняемы ностальгией. Мы хотим тех тихих дней 50-х, когда цензура держала наши фильмы чистыми, и наши ежедневные новости не были наполнены либеральными прелатами гомосексуально кричащими "любовь", они когда-то не осмеливались даже сказать об этом. И подобно Иудеям мы смотрим в неправильном направлении.

Как Христиане, мы не должны хотеть чистой поп-культуры. Церковь не полагает свои надежды на военное, индустриальное,  культурное владычество Америки во всем мире. Но мы жаждем дня, когда каждое колено преклонится, и каждый язык исповедует, что Иисус есть Господь! Церковь жаждет дня, когда мы будем одеты не в пышные наряды и плоть упадочной культуры, но в блистательные одежды, подаренные Женихом и Господом.

www.ligonier.org