Слово «пуританин» обычно вызывает в воображении предвзятых людей образ худшего вида религиозного лицемера. У К.С.Льюиса демон Баламут ставит себе в заслугу эту современную карикатуру, заявляя, что «значение, которое мы придали слову «пуританство», является одним из наших великих триумфов за последние сто лет» (1). Тем не менее история показывает, что уже со времен Шекспира пуритане считались сексуально озабоченными убийцами радости. В своей комедии «Двенадцатая ночь», впервые поставленной в 1602 г., драматург использовал этот образ для того, чтобы подшутить над героем, умевшим подавить радость и веселье других (2). 20 лет спустя образ пуритан мало изменился, когда Джеймс I предупреждал своего сына Карла:»Берегись пуритан, этой злейшей язвы для церкви и государства, которую не могут обязать никакие клятвы и обещания и которая не живет ничем, кроме подстрекательств и клеветы… Это фанатики, от которых получишь больше неблагодарности и отвратительной лжи, чем от воров» (3).

Многим читателям XXI в. будет интересно, зачем вообще вспоминать пуритан. Разве они не были лишь фанатичной группой, которая заботилась больше о показной религиозности, чем о подлинной духовности? Как бы ни был ложен этот стереотип, он приобрел прочную власть, от которой нелегко избавиться. Мы надеемся познакомить читателя с реальными пуританами в их широком спектре и открыть ему глаза на то, что они действительно сказали и сделали. Это означает, что он сможет познакомиться с некоторыми из их ключевых сочинений. Мы уверены, что если читатели ознакомятся хотя бы с избранными образцами громадной пуританской литературы, они приобретут более здравое и точное представление о ней, и это открытие может положительно повлиять на них самих и бросить вызов современному пониманию христианской жизни. Это не значит, что мы отстаиваем некритический взгляд на пуритан; скорее, мы надеемся оказать обоснованное признание тому важнейшему, хотя часто пренебрегаемому, движению в истории христианства. 
Прежде чем перейти к обзору пуританской литературы, нам будут необходимы некоторые разъяснения. Мы начнем с истории самого термина «пуритане», так как для разных людей он может означать разные вещи. Далее мы дадим краткий обзор пуританства, охватывающий период примерно с 1550 до 1700 гг. Этот обзор призван помочь читателям оценить историческую и политическую почву, из которой выросло пуританство. Далее мы обратим внимание на саму идею пуританской духовности, ибо среди бесчисленных различий между пуританами у них есть и то, что их объединяет; мы можем показать наличие характеристик, объединяющих всех пуритан в одно целое. Познакомив читателя с этим материалом, мы можем считать, что он будет готов оценить пуританскую классику.

Название «пуритане»

Принимая во внимание отмеченные выше комментарии Льюиса, Шекспира и Карла I, мы можем перейти к рассмотрению понятия «пуритане». Так как этот термин часто применяется к пресловутым сепаратистам, анабаптистам и броунистам (4), ясно, почему Генри Паркер в 1641 г. предупреждал, что «если запутать и запятнать понятие пуританства всей грязью нереформированной Англии, мы не сможем ожидать ничего, кроме быстрого падения нравов» (5). Историк Патрик Коллинсон показал, что «горячие протестанты», которых называли пуританами в елизаветинскую эпоху, сами предпочитали называть себя  «благочестивыми», «верными» или «избранными» (6). Некоторые стремились вообще избавиться от термина «пуританин», видя его уничижительные коннотации. После Английской революции предпринимались попытки снова определить это понятие как название для тех, кто порвал с государственной церковью как нонконформист (7).

Несмотря на то, что некоторые люди всегда хвастались тем, что они пуритане, современные историки считают, что пуританизм был подлинно глубоким движением, обладавшим в XVII в. значительной силой в Англии и Новой Англии. Однако поскольку понятие «пуританство» имело множество исторических значений, его определение и сегодня продолжает оставаться трудноуловимым (8). Как показал Бэзил Холл на примерах Томаса Фуллера (1508-1561) и Ричарда Бакстера (1615-1691), до Гражданской войны в Англии это понятие прилагалось «к беспокойным, критичным и часто мятежным членам Церкви Англии, которые стремились преобразовать весь порядок церковного управления и богослужения… тем самым сознательно удаляя себя от Церкви» (9). Тем не менее это узкое техническое определение исключает Новую Англию, связанную с сепаратистами, обосновавшимися в колонии Плимут, которые вместе с другими ранними сторонниками пуританства предпочли бежать в Нидерланды, чтобы не ставить под угрозу свои религиозные убеждения (10). Здесь мы предлагаем более широкое определение, которое соответствует растущему научному консенсусу. Пуритан не следует ограничивать строго радикальными протестантскими нонконформистами, ибо это было гораздо более широкое движение с целым комплексом характеристик, который превышал их политические, церковные и религиозные различия (11). Те, кого мы причисляем к пуританам, например Томас Бостон и Джонатан Эдвардс, жили значительное время спустя после пуританского инакомыслия, завершившегося Законом о веротерпимости 1689 года. Тем не менее по специфике своей жизни, мышления, духовности, динамике религиозности и культуры они вполне укладываются в образ своих пуританских предков. Аналогичным образом, хотя Ричард Бакстер и Джон Оуэн могли иметь серьезные богословские различия в понимании искупления и оправдания, нет сомнения, что они оба были твердыми пуританами.

Любое предполагаемое определение должно быть, таким образом, достаточно гибким, чтобы подтвердить реальные различия, которые существовали среди тех, кто так или иначе носил это имя. Для наших целей понимания сути пуританства ближе всего будет определение Джона Спарра. Оно означает убеждения людей, которые были лично спасены милосердным Богом и избраны Им ко спасению без своих заслуг, и в силу этого избрания должны вести образ жизни видимого благочестия, быть членами Церкви, построенной по образцу Нового Завета, и трудиться над тем, чтобы сделать свои общины и весь народ моделью христианского общества (12). Хотя все эти черты являются прежде всего богословскими, и мы вернемся к их характеристикам в этом плане позже, мы не можем игнорировать историческую ситуацию, из которой они возникли. Хотя пуританство возникло из матрицы религиозных, социальных и политических событий в Европе XVI в., мы начнем с истоков протестантской Реформации в Англии.

Абрис истории пуританизма

Протестантские идеи Виттенберга быстро распространились по всей  Европе, достигнув Англии во время правления короля Генриха VIII (1509-1547) (13). Английский монарх использовал религиозную реформу как предлог порвать с католической церковью, чтобы иметь возможность повторно вступить в брак и произвести наследника. Во время короткого царствования его болезненного сына Эдуарда VI богословие Лютера и Кальвина было введено в Церковь Англии архиепископом Томасом Кранмером (1489-1556) в «Книге проповедей» (1547), Книге общих молитв (1552) и 42 Статьях о религии (1553). Этим реформам был быстро дан задний ход при кровавом правлении Марии, которая насильственно восстановила верность Англии папе и мессе ценой сотен протестантских мучеников, в том числе Кранмера.

Когда королева Елизавета (1533-1603) вступила на престол в 1558 г., многие протестанты, бежавшие от преследований на континент, вернулись в Англию с надеждой на продолжение реформ, начатых при Эдуарде. Хотя королева назначила «изгнанников Марии» на влиятельные позиции, в том числе на шесть епископских кафедр, многие считали, что ее акты оставили Церковь лишь наполовину реформированной, так как она не смогла избавиться от пышных облачений и церемоний дорогого католического культа. Требования строгого соблюдения статей Кранмера и Книги общих молитв было мало, чтобы удовлетворить стремление к той библейской проповеди, которая была у реформатских Церквей на континенте. Будучи в ужасе от безнравственности и некомпетентности англиканского духовенства, Томас Картрайт (1535-1603) убедил многих своими лекциями в Кембридже в 1570 г., что путь реформирования требует дисциплины по той модели, что практиковалась в Женеве. В 1586 г. вышла и начала хождение среди служителей его «Книга дисциплины», где он изложил новую модель богослужения, проповеди Слова и надлежащего отправления таинств.

Когда королева преодолела угрозу международного католицизма, разгромив испанскую Армаду в 1588 г., она вновь обратила внимание на укрепление согласия в англиканской церкви. Ее новый суд Высокой комиссии под председательством архиепископа Джона Уитгифта (1530-1604) уволил сотни священников, обвинив их в подстрекательстве к мятежу, а в 1593 г. вышел закон о борьбе с пуританами (14). Некоторые из изгнанных служителей продолжали проповедовать и читать лекции при поддержке пуританского дворянства, собирая общины в частных домах. Хотя Елизавета успешно пресекла организованные усилия по реформированию Церкви, духовное братство реформаторски настроенных пуритан продолжало процветать. Коллинсон объясняет, что это было особенно верно для Кембриджа, куда стекались студенты, чтобы послушать Уильяма Перкинса (1558-1602), «князя пуританских богословов». Во время своего великого служения в церкви св. Андрея Перкинс активно печатал книги по реформатскому практическому богословию, которые охотно читали во всей Англии. Не менее влиятельным был Лоуренс Чадертон (1538-1640), «папа кембриджского пуританства», который в течение почти 40 лет возглавлял Эммануил-колледж, где учились многие из самых талантливых пуританских проповедников нового поколения (15).

Так как король Джеймс (1566-1625) был кальвинистом, его восшествие на престол а 1603 г. возродило надежды пуритан на дальнейшие реформы. Отрицая обвинения в расколе и разложении Церкви Англии, пуритане представили новому королю «Петицию тысячи», подписанную более чем 1000 служителей. Они призвали к изменениям в богослужении и таинствах, необходимости самоанализа перед причастием, замене отсутствующих епископов и к большей сдержанности церковных судов в отлучении мирян и извержении служителей из сана (16). В 1604 г. король провел конференцию в Хэмптон-корте, чтобы рассмотреть их просьбы. Однако, признавая, что королевская прерогатива тесно связана с английским епископатом, он заявил о своих опасениях: «Нет епископов – нет короля». Хотя он согласился на новый перевод Библии в помощь английским проповедникам (позже названный его именем), он потребовал, чтобы все духовенство соответствовало литургии и правлению Церкви Англии. Чтобы обеспечить это, король начал навязывать этот устав через верных ему епископов. В 1604-1609 гг. почти 90 служителей были лишены сана, в их числе Джон Робинсон (1575-1625), который уехал в Нидерланды вместе с другим сепаратистом – Уильямом Брэдфордом (1589-1657), будущим губернатором колонии Плимут. В 1609 г. был уволен из Кембриджа Уильям Эймс (1576-1633), который бежал в Нидерланды и стал там одним из величайших пуританских богословов. После этих мер король стал несколько терпимее к пуританам из-за давления симпатизирующих им членов парламента (17). Напряженность несколько облегчилась также благодаря поддержке королем кальвинизма Дортского синода, и все большее число умеренных пуритан, которые нашли способы компромисса, смогли продолжать служить в англиканских приходах. Их возглавил Чадертон, который продолжал руководить Эммануил-колледжем до 1622 г., а затем Ричард Сиббс (1577-1635), служивший проповедником в церкви Св. Троицы в Кембридже, а затем в Лондоне. Умеренность Сиббса в церковных вопросах позволила его популярности расти даже во время конфронтации с правительством Карла I (18).

Брак Карла с набожной католичкой Генриеттой Марией вызвал замешательство в парламенте и среди пуританских служителей, опасавшихся, что король вновь поведет Англию к Риму (21). Подозрения только выросли, когда Карл назначил своего доверенного советника Уильяма Лода (1573-1645) епископом Лондона в 1628 г. Хотя Лод был против власти папы, его поддержка арминианства и многих форм католического благочестия шокировала пуританское духовенство. После того как Карл распустил парламент и принял в 1629 г. личную власть, епископ Лод начал жестокие преследования пуритан. Он запретил проповедь о предопределении, требовал, чтобы все служители использовали молитвенник и установленные облачения, обязал мирян становиться на колени перед причастием. После его назначения архиепископом Кентерберийским в 1633 г. он выступил против соблюдения пуританского воскресенья, навязывая также Книгу общих молитв всем кафедрам (19). Преследуемые агентами Лода, многие пуритане решили эмигрировать в Нидерланды или Новую Англию. В 1630 г. Джон Уинтроп (1588-1649) возглавил первый великий пуританский исход в штат Массачусетс на борту «Арабеллы» в составе флотилии из семи кораблей, вместе с Саймоном и Энн Брэдстрит. В течение следующего десятилетия некоторые из самых почитаемых проповедников Англии, в том числе Джон Коттон, Томас Хукер и Томас Шепард, присоединились к более чем 30 тыс. эмигрантов, которые отправились в Новую Англию (20).   

Эскалация репрессивной политики Лода стала катастрофой для короля. Его варварское обращение с пуританами-нонконформистами, такими, как Уильям Принн (1600-1669), которому отрезали уши и заклеймили лицо каленым железом, вызвали недобрые воспоминания о гонениях времен Марии Кровавой (21). Попыткаже Лода навязать англиканскую литургию шотландским пресвитерианам вызвала национальное сопротивление, которое привело к принятию в 1638 г. Торжественной Лиги и Завета, подтвердившего реформатскую веру и свободу Церкви Шотландии. Ошибка короля, начавшего войну против шотландских ковенантеров, и его отказ работать с парламентом в конечном счете вынудили его в мае 1642 г. покинуть Лондон. В союзе с шотландскими пресвитерианами и при поддержке пуританского духовенства Долгий парламент отклонил апелляцию Карла к божественному праву королей, погрузив страну в пучину гражданской войны. Карл и его армия «кавалеров» оказались слабыми против блестящего руководства Оливера Кромвеля (1599-1658) и его новой модели армии из пуритан. Парламент арестовал Лода и в 1645 г. казнил его за измену. После поражения роялистов Карл подписал секретный документ против Шотландии, приведший к возобновлению войны. За свою роль в ее разжигании король был осужден и 30 января 1649 г. казнен.

В течение Гражданской войны под руководством парламента более 100 пуританских лидеров собирались в Вестминстерском аббатстве для разработки нового исповедания веры для национальной Церкви. Хотя в целом они были согласны с кальвинистским богословием, на Ассамблее возникли разногласия между большинством, выступавшим за национальную пресвитерианскую Церковь, и меньшинством индепендентов во главе с Томасом Гудвином, выступавшим за право общин на самоуправление. Наконец, эти партии достигли компромисса, выступив за свободное создание пресвитерий по всей стране. Церковь Шотландии одобрила Вестминстерское исповедание сразу же по его выходе в 1647 г., через год его приняли конгрегации Новой Англии. 10 лет спустя английские конгрегационалисты на встрече в Лондоне добавили к нему Савойскую декларацию 1658 г. с незначительными по сравнению с Вестминстером изменениями, касавшимися церковного правления (22). 
Таким образом, Вестминстерское исповедание стало доктринальным стандартом пуританского богословия. Несмотря на великие достижения Вестминстера, любое подобие солидарности среди нонконформистов быстро исчезло с концом монархии. После создания Содружества политическая напряженность между пресвитерианами и индепендентами стала расти. Чтобы избежать политического тупика, Кромвель в 1653 г. распустил парламент и правил страной в качестве лорд-протектора вплоть до своей смерти в 1658 г. Кромвель гарантировал религиозную свободу, что вызвало беспрецедентный рост почти всех сект. Индепенденты значительно повысили свою роль в стране; так, Джон Оуэн был назначен вице-канцлером Оксфорда, этой бывшей крепости роялистов.

К сожалению, новые религиозные свободы продлились недолго. Ричард Кромвель после неудачной попытки пойти по стопам отца создал сложный политический кризис, который стремительно привел к реставрации монархии в 1660 г. Несмотря на обещания Карла II сохранить свободу совести, англикане оказали давление на короля, чтобы он сохранил религиозное единообразие через т.н. кодекс Кларендона (названный так по фамилии лорд-канцлера Эдварда Хайда, графа Кларендона). Так начался период разногласий, который привел к преследованию и заключению многих пуританских пастырей, в том числе Бакстера и Беньяна (23). В 1662 г. Акт о единообразии потребовал от пуританских служителей отказаться от своих санов, верности Торжественной лиге и завету и быть снова рукоположенными через епископов. Около 2000 служителей (пятая часть всего духовенства Англии) отказались подчиниться и были изгнаны со своих приходов в августе 1662 г. «Закон о собраниях» в 1664 г. запретил нонконформистам встречаться в частных домах, за ним последовал «Пятимильный акт», запрещавший им проживать на расстоянии менее пяти миль от бывших приходов. Несмотря на то, что пуритане были отстранены от кафедр и университетов, это не заставило их замолчать. В этот период они создали самые заветные из своих трудов, такие, как «Путешествие пилигрима».

Хотя надежда пуритан продолжала мерцать в Новой Англии, в Европе прочность их позиций быстро падала.  К сожалению, большинство их лидеров не дожили до Закона о веротерпимости 1689 года. Даже хоронили их на отдельном кладбище нонконформистов в Банхилл-Филдс в Лондоне, где погребены Беньян, Оуэн и Гудвин. К концу века большая  часть оставшихся пуритан разошлась по деноминациям, дозволенным английским правительством.                  

Пуританская духовность

История пуританства иллюстрирует тот факт, что пуритане были  заинтересованы не только в церковных вопросах, так как они могли быть англиканами (Уильям Перкинс, Ричард Сиббс), сепаратистами (Уильям Брэдфорд), индепендентами (Томас Гудвин, Джон Коттон, Джон Оуэн), пресвитерианами (Джон Хоу, Томас Уотсон) и баптистами (Джон Беньян). Пуритане не были согласны между собой в таких доктринах, как вечный указ предопределения, поскольку они включали в себя как дортских кальвинистов (как Оуэн и Гудвин), так и сторонников других взглядов. Поэтому историки часто говорят о множестве разновидностей пуританизма (27). Тем не менее мы предлагаем здесь набор характеристик, описывающих общий дух различных богословских, политических и церковных потоков пуританства. Каждая из этих характеристик основана на остальных и должна всегда рассматриваться во взаимосвязи с ними, так как все они в некотором роде представляют собой ядро пуританских ценностей и убеждений.

Во-первых, многие понимают пуританство как духовное движение. Уильям Халлер подчеркнул, что все пуритане как проповедники обстоятельно учили своих слушателей духовной жизни (28). Чарльз Хэмбрик-Стоу подтверждает: «Рост пуританизма в Новой Англии должен быть понят как важный эпизод в истории христианской духовности» (29). Е.Гленн Хинсон просто заявляет, что пуританство – это духовность по преимуществу (30). Многообразие «духовности» в постмодернистском обществе требует уточнить, что речь идет о христианской духовности, стремящейся к глубокому осознанию присутствия Бога и обоснованию христианской веры по Библии (31). Хотя понятие духовности было не в моде среди пуритан, их акцент на ежедневное общение со Христом, на принятие Духа и на библейский порядок множества убеждений и ценностей включает в себя все элементы подлинно христианской духовности (32). Это особенно верно применительно к пуританству периода после Гражданской войны, а также в свете теологических дебатов эпохи Революции. Дьюи Уоллес говорит, что после 1660 года «благочестие и духовность, которые всегда были в основе пуританства… еще в большей мере стали точкой концентрации его усилий» (33).
Принципиально рациональная природа пуританской духовности вытекает из ее убеждения, что возрождение души должно проявиться в фактической святости жизни. Этот постепенный рост в освящении часто описывается в терминах паломничества, как в «Путешествии пилигрима» Джона Беньяна (1678); Пакер умело обсуждает эту книгу (34). Акцент пуритан на возрастание в личной святости нельзя переоценить, и это подводит нас к следующей характеристике.

Во-вторых, пуританство делает основной упор на опытное переживание общения с Богом. Ричард Ф.Лавлейс утверждает: «Недавние исследования в большой степени пришли к выводу, что английское пуританство на протяжении всей его истории можно лучше понять, рассматривая его с преобладающим акцентом на христианский опыт» (35). Джеффри Наттэлл определяет пуританизм как «движение, основанное на непосредственных отношениях с Богом» (36). Хэмбрик-Стоу описывает его как «движение посвящения, укорененное в религиозном опыте» (37). «Практические склонности пуритан, - пишет Лиланд Райкен, - привели их к подчеркиванию опытного характера христианской веры» (38). Для пуритан умственное согласие с христианской доктриной должно было быть сбалансировано с практическим опытом переживания Божией благодати в жизни. Это обычно выражалось в понятиях экспериментализма. Томас Шепард (1605-1649) писал: «Святые имеют опытное познание работы благодати, подобное ощущению, что огонь горяч, а мед сладок» (39). «Опыт есть сама жизнь христианина» - заявил Ричард Сиббс (40). Джон Беньян объяснял, что он «проповедовал то, что пережил и почувствовал» (41). Джеймс Маклиар отмечает, что этот акцент на опыт звучит снова и снова в пуританских проповедях, дневниках, биографиях, и их «духовная жизнь достигает своей кульминации в опыте возрождения, который был не украшением, но нормой религиозной жизни» (42). Таким образом, вместо того чтобы просто интересоваться интеллектуальным постижением богословия или внешним соблюдением морального кодекса, пуритане были едины в стремлении интегрировать все это в личный опыт Бога в повседневной жизни.

В-третьих, пуритане были едины в своей зависимости от Библии как высшего источника духовной жизни и руководства к преображению всей жизни (43). Они основывали эти обязательства на том, что Библия есть вдохновенное Слово Божие. «Подумайте о том, что в каждой строке вы читаете то, о чем Бог говорит с вами» - писал Томас Уотсон (44). Для Джона Оуэна «весь авторитет Писания… зависит исключительно от его Божественного происхождения. Весь авторитет Писания исходит от его Автора» (45). Пуритане полагали, что авторитет Библии абсолютен, поскольку Писание не подвержено заблуждениям. Относительно человеческих авторов Писания Уильям Эймс заявил: «Только то может устанавливать правило веры и поведения, что свободно от ошибок, имея прямое и непогрешимое направление от Бога» (46). По словам Ричарда Бакстера, апостолы «были неподвержены ошибкам»  (47). Для Джона Оуэна Библия «была и будет неизменным и непогрешимым откровением ума Божия» (48). Тем не менее пуритане отстаивали нечто гораздо большее, чем просто непогрешимость Библии. Они подчеркивали для своих слушателей необходимость развивать интенсивное восприятие Писания, «течь в Слове», как называл это Джон Коттон (49). Бакстер просил своих читателей «любить Писание, почитать его, учиться у него, читать и слушать его и держаться его» (50). Убежденность пуритан, что Библия есть источник всей духовности, свидетельствуется их приверженностью к народному языку, делающему ее доступной для всех грамотных христиан. Первоначально они использовали Женевскую Библию, созданную протестантскими изгнанниками времен Марии Кровавой, но в конечном счете стали привержены Библии короля Якова, созданной в 1611 году. Пуритане не только подали идею нового перевода, но и сыграли важную роль в его фактической публикации, ибо половина комитета из 54 переводчиков были пуританскими учеными (51).

Пуританская приверженность основанной на Библии духовности вела к акценту на устную и письменную проповедь как средство общения с Писанием и размышления над ним (52). Чадертон называет пуританский стиль «простым, но эффективным путем проповнди» (52). В идеале целью пуританского проповедника было не произвести на слушателей впечатление своим остроумием и ученостью, но соотнести библейские истины с повседневной жизнью. Это требовало не только тщательного изучения Писания, но и проницательного понимания человеческой природы. Пуритане говорили о себе как о «врачах души», которые стремились применить лекарство Библии к раненой совести и сокрушить сердца своих прихожан. Пуританская духовность полностью укоренена в Писании.

В-четвертых, пуритане были преимущественно августинианами в их акценте на греховность человека и Божию благодать. Мало кто будет спорить с утверждением Перри Миллера, что пуританство было преимущественно «ветвью августинианского благочестия» (55). Беспокойный путь Августина к обращению и его размышления над очищением сердца и души, красноречиво описанные в его «Исповеди», красной нитью повторяются в многочисленных пуританских автобиографиях и личных дневниках. Что еще более важно, пуритане следовали принятому у Лютера и Кальвина акценту на августинистский взгляд на развращенность человека, что требует Божией благодатной инициативы к началу спасения в человеческом сердце. Обсуждая первородный грех в «Золотой цепи» (1591), Уильям Перкинс заявил: «Неспособность человека не есть возможность грешить столько, сколько он хочет, но это неспособность творить подлинно благое, то, что приемлемо для Бога и угождает Ему… В своем внутреннем бунте он совершенно отвращается от того, что хорошо, и желает и готов творить только зло. Кроме того, его воля не есть агент, она просто претерпевает, и первый акт его обращения к Богу не может начаться благодаря какому-либо стремлению к послушанию закону Божию» (56). Неспособность человека к духовной жизни, которая требует благодати Божией, подчеркивается и в Вестминстерском исповедании     Впав в греховное состояние, человек полностью утратил способность желать духовного добра, сопутствующего спасению. Поэтому естественный человек, будучи по природе своей противником добра и мертвым во грехах, не способен собственными силами ни обратиться, ни даже приготовиться к обращениюКогда Бог обращает грешника и вводит его в состояние благодати, Он освобождает его от природного порабощения греху. Бог, исключительно по милосердию Своему, наделяет человека способностью свободно желать духовного добра и делать доброе. Тем не менее человек, из-за остающейся в нем порочности, не может проявлять совершенную волю к добру и желает не только добра, но и зла (9.3-4 (57)).
Упор пуритан на падение человека привел их к особому вниманию к нужде в Божией благодати для обновления человеческой природы. Своим Духом Бог наделяет искупленного человека властью жить праведно. Джон Коттон пришел к выводу, что «во всех, кто действенно призван и объединен со Христом, обитают духовные дары благодати, вложенные в них Духом Святым и данные всем, кто рожден вновь, чтобы они могли жить духовно и по Богу, и таким образом стать полезными членами Его Церкви» (58).  Необходимость в этом восстановлении стала доминирующей темой пуританской духовности. Например, Томас Гудвин писал: «При возрождении душе придаются присущие, пребывающие и соблюдаемые принципы духовной жизни, по которым душа внутренне оживотворяется, получает новые наклонности и делается способной к духовной жизни» (59). Кроме того, Джон Оуэн описал возрождение как вливание нового и реального духовного начала в душу и ее способности, придание ей духовной жизни, света, святости и праведности, которые созидают духовную жизнь и противоположны привычным принципам греха и вражды против Бога, что приводит ко всем актам святого послушания (60). Таким образом, пуританская духовность коренится во внутреннем обновлении, которое позволяет душе жить духовной жизнью, и это может быть понято только в свете работы Духа.

В-пятых, пуритане придавали большое значение работе Святого Духа в жизни верующих. Ричард Бакстер заявил, что поскольку Святой Дух является «нашим Руководителем и Утешителем», «учение о Духе является самой практической из статей нашей веры» (61). Нет никаких сомнений, что работа Святого Духа имела для пуритан решающее значение для понимания христианской жизни. Б.Б.Уорфилд, блестящий принстонский богослов, отмечал в 1900 г., что «развитое учение о работе Святого Духа является специфически, если не исключительно, реформатской доктриной, и это также учение пуритан» (62). Хотя можно сказать, что он мог преувеличить, тем не менее он справедливо признал, насколько четко пуритане были сосредоточены на работе Духа – хотя это удивит многих, кто полагает, что пуритане были рационалистами, не заботившимися о Духе (ничто не может быть дальше от исторической правды). Джеффри Наттэлл, один из самых уважаемых исследователей пуританства в ХХ в., без колебаний высказал такое мнение: «Учение о Святом Духе во всем многообразии Его дела получило у английских пуритан XVII в. более тщательное и детальное рассмотрение, чем в любую другую эпоху христианской истории» (63). Пуританские пастыри и богословы были последовательно сосредоточены на постижении Личности и работы Святого Духа, ибо здесь они нашли понимание того, как правильно пасти народ Божий. Важнейшее значение работы Святого Духа в обретении святости пронизывает всю пуританскую духовность. Таким образом, для пуритан работа Духа была путем, которым нас достигает инициатива Божией благодати. Читатель еще встретится с высоким пониманием работы Духа у пуритан. Их интерес здесь свидетельствуется целым рядом обширных трактатов, написанных на эту тему, самые крупные из которых – появившаяся в 1663 г. «Работа Святого Духа в нашем спасении» Томаса Гудвина (64) и «Пневматология» Джона Оуэна (65). 

В-шестых, пуритане были глубоко обеспокоены засильем католического сакраментализма в англиканской церкви. Они решительно высказывались против того, что они называли «папскими формами благочестия», считая их, по словам Ричарда Лавлейса, «ржавчиной, которая должна быть удалена из Церкви, а не помощью в посвященной жизни» (66). Например, выступая против влияния католических практик в Англии, Генри Бертон (1578-1648) писал: «Есть также преданность слепая и суеверная, которая дышит духом бездны, выдающим себя за ангела света, как есть и преданность просвещенная и по-настоящему религиозная, как жертва Илии, попаленная огнем с небес. Древний змий постоянно наполняет ядом своих чар умы людей, отвращая их от настоящей смиренной преданности… Франциск и Доминик делали то, от чего отвращались ученики Христовы, как бы сильна ни была их преданность» (67). Эта критика англо-католического благочестия проявляется также в отказе Джона Оуэна от обетов, постов и покаяния «папской религии» как «ошибочных путей и способов умерщвления плоти» (68). Ведь именно «такие внешние усилия, телесные упражнения и обязанности закона, без малейшего упоминания о Христе и Его Духе» побудили Оуэна опубликовать свой трактат «Об умерщвлении плоти и греха в верующих» (69). Таким образом, энтузиазм пуритан содействовал духовности, не только рассматриваемой как библейская, но и противостоявшей многим элементам католического благочестия в Церкви Англии.

В-седьмых, пуританство можно понимать как движение пробуждения. Пакер ставит на это сильный акцент, утверждая, что «духовное пробуждение является центральным предметом исповедания пуритан». Пакер определяет возрождение как «действие Бога, Который Святым Духом через Свое Слово придает духовно мертвым людям живую веру во Христа и обновляет жизнь христиан, ставших вялыми и сонными» (70). Он основывает свое определение пуританства как движения пробуждения на трех доказательствах. Первое состоит в том, что хотя понятие пробуждения не часто встречается в их работах, пуритане неоднократно говорили о «реформировании» или «преображении», чтобы выразить внутреннее обновление сердца и духовную жизнь, к которой они стремились. Пуритане также призывали правителей «реформировать свои страны», граждан – «содействовать реформированию религии», отцов – «реформировать свои семьи» (73). Когда Бакстер опубликовал свой классический труд по служению «Преображение пастырства» (1656), его целью было не наставлять пастырей в кальвинистской доктрине, а «восстановить энергию, энтузиазм и цели пробуждения». Второе доказательство того, что личное возрождение и пробуждение было центральной темой пуританской литературы, Пакер видит в огромном количестве проповедей, трактатов и печатных работ по обращению и автобиографий, где английские писатели-практики обосновывали свои утверждения (75). Третье его доказательство состоит в том, что «пуританские служители реально несли пробуждение от Бога» (76). Он иллюстрирует это контрастом служения Ричарда Гринэма в 1570-1590 гг., которое осталось практически бесплодным, с пробуждением у Ричарда Бакстера в Киддерминстере в 1641-1660 гг., во время Революции, где большинство из 2 тыс. человек, составлявших взрослое население городка, обратились через его служение (77). Это показывает, что английские пуритане реально несли возрождение, и евангельские пробуждение XVIII в.  не должно рассматриваться как «новое направление в религиозно мертвом поколении», но как «продолжение XVII века и возрождение пуританской духовности» (78). 
Итак, эти семь характеристик позволят избежать размывания богословских, политических и экклезиологических различий, которые были особенностями духовности и личного благочестия пуритан /…/

Пуританская классика

Мы стремились определить значение пуритан как исторически, так и богословски. Тем не мене мы считаем, что лучший способ познакомиться с сущностью пуританства – это читать его классические тексты, пользующиеся неугасающей популярностью у всех поколений /.../ Современные дебаты о такой вещи, как канон западной литературы, который должен быть знаком каждому образованному человеку, показали наличие у педагогов пристрастий и предвзятости (79). Тем не менее кажется справедливым предположить, что задача гуманитария – читать достаточно широко, чтобы отобрать лучшие тексты, достойные внимания даже непрофессионала. В конечном счете именно читатель определяет, что есть действительно классика, когда он читает, чтобы обогатить себя. Это, безусловно, касается и наших авторов, которые стали классиками именно для нас.

Каждый читает то, что он хочет, но не у каждого есть время читать все, что он хочет. Для тех, у кого мало времени на прочтение тысяч страниц, необходим простой доступ к сокровищам мудрости и богословия, которые в противном случае останутся вообще недосягаемыми. Есть также определенные трудности при чтении текстов прошлого, и мы должны нейтрализовать их, представляя авторов в историческом контексте таким образом, чтобы осветить их цели. Часто понимание обстоятельств позволит прояснить не только замысел автора, но и то, как применять его в современной жизни. В связи с изменением эпох и ситуаций мы не должны полагать, что нам следует соглашаться со всем, что написано у пуритан. Тем не менее мы не считаем, что их наследие должно храниться только для академической элиты /…/ Мы должны избегать хронологического снобизма, считая только наше время имеющим правильную перспективу. Чтение книг разных поколений позволит нам увидеть то, что ранее было скрыто. Лучший способ рассеять тьму – это принести свет. Осветим же для себя мир пуритан!