Христианство в Корее.

Мне поступило предложение от моих коллег написать очерк о корейских протестантах. Интерес коллег-христиан, да, думаю, и не только их, к «корейскому чуду» понятен. Ведь феномен Южной Кореи не оставляет в России никого в равнодушии. Однако в России пока мало тех, кто видит причину «корейского чуда» в принятии ее жителями христианства. Обыденное мнение в нашей стране по-прежнему считает Корею буддистской страной. Мало у нас также и тех, кто признает решающий вклад в стремительный прорыв Кореи в число ведущих стран мира за христианами кальвинистского направления.

Я как-то слушал одну передачу по «Эхо Москвы», которую вели Алексей Венедиктов и Наргиз Асадова. Есть такая у них программа, «48 минут с Наргиз Асадовой». Хорошая программа. В ней в течение сорока восьми минут они рассказывают об интересных людях в мире. В той передаче от третьего июня прошлого года речь шла о президенте Южной Кореи, господине Ли Мен Баке. Чувствуя, как начали плавать из-за дефицита информации о Ли Мен Баке любимые мною Венедиктов и Асадова, я попытался дозвониться до них в передачу, чтобы помочь им. Ведь откуда они могли знать, что президент Южной Кореи, в прошлом крупный менеджер транснациональной компании Хендэ, был также и пресвитером одной из пресвитерианских церквей в Сеуле. Его христианское служение заключалось в мытье сортиров в церкви после воскресного богослужения. Но, увы, как всегда, дозвониться в «Эхо» – большая проблема. Мне это ни разу не удавалось.

Еще довольно давно, в думские выборы декабря 1999 года, глубоко за полночь, трио Альбац - Венедиктов - Бунтман обсуждали в живом эфире результаты наших выборов и возмущались массовыми вбросами бюллетеней и подтасовками на выборах. При этом они агрессивно упомянули Корею, сравнив Россию с ней, так как именно в Корее нет выборов. Я так думаю, что не Южную Корею хотели задеть в той передаче уважаемые мною журналисты. Я и попытался тогда дозвониться к ним в передачу, чтобы поправить их. Нам, в России, уже в 1999 году, было так далеко до честных и свободных выборов в Южной Корее, что надо все же различать Север и Юг Кореи в части политического устройства. Не дозвонился, хотя пытался, наверное, не менее получаса. Однако отправил им возмущенное письмо с описанием выборов в Южной Корее, что они что-то путают, сравнивая Россию с Кореей. С какой Кореей? Ведь Корейский полуостров разделен на две противоположные политические системы. На Севере – тоталитаризм, ясный и понятный, и осуждаемый даже нынешней Россией. На Юге – устойчивая демократическая система с сильным гражданским обществом. Я был свидетелем выборов в Южной Корее в нескольких случаях. Ведь я обучался в южнокорейской реформатской семинарии, провел полных четыре года в Сеуле и Пусане, потому могу ответственно свидетельствовать как о феномене Южной Кореи в целом, так и, в особенности, о феномене южнокорейского протестантизма.

Нарушения на выборах в Южной Корее немыслимы. Существует общественная сеть христианских комитетов, наблюдающих за нравственной чистотой выборов. Если только в ходе предвыборной кампании, да и самих выборов, кто-то, где-то, хоть в чем-то нарушит закон, то такому претенденту в парламент ли, в президенты ли, – конец. Настолько зубасты протестанты в Южной Корее, настолько свободны и сильны средства массовой информации, что бесчестие на выборах просто невозможно! Я об этом и хотел сказать Алексею Венедиктову, Сергею Бунтману и Евгении Альбац, и чтобы они больше не оговаривались, сравнивая Россию с Кореей в части несвободы. Не задевали Корею, как пример, которому мы не должны подражать. Надо же отделять «мух от котлет»! Но не дозвонился. Однако, слава Богу, больше не слышу в передачах на «Эхо» сравнений России с просто Кореей. Слышу у них всегда четкое разграничение между Южной Кореей и Северной Кореей…

Еще я хотел сказать тогда, что президентом Южной Кореи в 1993-1998 годах был пресвитер одной из крупнейших сеульских церквей Ким Ен Сам, и это после затяжного периода владычества диктаторов. Именно он, христианин, став президентом, в 1995 году начал преследование бывших руководителей страны! При нем были извлечены на свет преступления военных хунт предыдущих президентов Пак Чжон Хи (1963-1979), Чон Ду Хвана (1980-1988), Ро Дэ У (1988-1993). Последние даже отбыли тюремные сроки наказания и отнюдь не за политические преступления, но за банальное взяточничество. При них сформировалась система олигархического бизнеса чжэболь, когда власть потворствовала становлению немногочисленных  транснациональных компаний ресурсами государства, а они в благодарность за это подносили ей взятки в виде набитых доверху банкнотами картонных коробок. Власть и деньги, власть и расстрелы мирных демонстраций, – все это получило должную нравственную и судебную оценку при президенте-христианине Ким Ен Саме. Жесткость в его подходе к утверждению нравственности выразилась в осуждении именем отца и аресте полицией и судебном преследовании даже своего собственного сына, попавшегося на спекуляциях. Вот так вот Церковь в Южной Корее выполняет свою трудную роль нравственного стража общества.

В преследовании экс-диктаторов не было даже и намека на личную месть, хотя Ким Ен Сам был репрессирован этими диктаторами. Он, став президентом, лишь политически оградил независимых прокуроров, которые занялись расследованием коррупции при Ро Дэ У и Чон Ду Хване. В итоге эти экс-президенты сели в тюрьму. Следствие раскопало, а телевидение показало сцены конфискации многих десятков картонных коробок из-под яблок, которые были плотно набиты купюрами номиналом в десять тысяч вон. Так случилось, что в ходе длительных политических и экономических потрясений, которые были на Корейском полуострове, их валюта, вона, обесценилась настолько, что в ходу были купюры уже с номиналами в тысячи вон. Самой большой купюрой в Южной Корее на тот момент была банкнота в десять тысяч вон. Мы ведь сами в недавней своей истории испытали нечто похожее с нашим рублем, когда нули расползались на наших банкнотах из-за Гайдара и его команды. Для старшего поколения у нас – десть тысяч вон это что-то вроде нашего советского червонца. Американский доллар в Южной Корее тогда был около восьмисот вон. Одна коробка из-под яблок содержала сумму, в пересчете на доллары, около ста тысяч долларов. Не удивительно поэтому, что коробок со взятками у каждого экс-президента были десятки. Удивительно то, что они верили в свою безнаказанность, и не постарались куда-то перепрятать эти коробки…

Нет предела у провидения Бога! Яблоко на корейском языке является омофоном слова извинение. Так что показанные телевидением крупным планом коробки с этикетками яблок на боках этих коробок, – коробок, набитых взятками от крупного бизнеса, намекали на просьбу об извинении перед народом, о прощении, о милости. Сцена ареста бывших политических руководителей страны тоже была эффектной. Телевидение показывало в живом эфире задержание экс-президентов. На черной машине, нет-нет, это не был «черный ворон», это шикарный по нашим понятиям лимузин полиции, на нем был номерной знак с тремя цифрами 444. Если кто знает китайский, сразу поймет, в чем дело. Цифра четыре на китайском языке сходна по звучанию со словом смерть. Поэтому в странах, испытавших сильное влияние китайской культуры, где слово четыре по звучанию уже просто совпадает со словом смерть, не любят четвертый этаж зданий. Он ассоциируется со смертью. Даже не следует делать подарки, составленные из четырех единиц чего-либо. Словом, все то, в чем сидит слово четыре, что может чем-либо намекать на смерть. Суеверие, что поделаешь. Так что машина, которая приезжала за арестованными экс-диктаторами, несла в себе намек – смерть, смерть, смерть! Не за политику, но за банальную коррупцию…

Я в ту декабрьскую ночь 1999 года размечтался, не придет ли и у нас пора в России, когда христианин, который по вере обязан стоять на Десяти заповедях, с восьмой заповедью «не кради», не придет ли и у нас пора, когда такой христианин станет президентом нашей страны? Когда такой президент развернет кампанию по борьбе с коррупцией, начиная с самого верха? Не с политического преследования. Но с политической защиты независимой прокуратуры и независимого суда. А честные прокуроры и судьи, да к тому же христиане! – они  уж точно проведут честное независимое расследование. Ведь над ними и с ними будет Бог, перед Которым невозможно лгать или искажать истину. Однако занесло же меня тогда. Хотел было сказать все это в телефонном звонке журналистам «Эхо Москвы», да еще в прямом эфире. Бог не дал…

Обо всем этом размышлял я, когда получил просьбу от коллег написать очерк о Корее и ее христианстве. Как раз эти мысли проносились у меня в голове, когда я ехал в скоростном поезде из Пусана в Сеул – я был в январе этого года в Корее. На табло в вагоне высвечивалась скорость в триста километров в час. Мимо окон мелькали зимние пейзажи Кореи. Сидя в уютном бесшумном вагоне стремительно несущегося поезда – с соседом можно спокойно разговаривать, не повышая голоса, с ноутбуком на столике, через который в паутине всемирной сети я мог общаться со всем миром – я не мог не задаваться одним и тем же вопросом. Как это случилось, что страна, которая была совершенно отсталой по сравнению с царской и большевистской Россией, в двадцатом веке стремительно вышла из этого состояния и вошла в число развитых стран?

Я слышал и читал разные объяснения этого феномена. По большинству – марксистские. От светских исследователей разве можно ожидать чего-либо иного? Однако я присоединяюсь к объяснениям самих южнокорейцев, из числа протестантов. Их меньше в своей стране в процентном отношении, чем в США, но гораздо больше, чем в Европе, и тем более – в России. Количество протестантов пуританского направления в Южной Корее существенно превышает критическую массу, которая способна уже влиять на нравственный облик страны. Потому и сумели они свою отсталую феодальную патриархальную страну сделать на протяжении двух последних поколений страной постиндустриальной, входящей в число развитых стран мира.

День в Южной Корее начинается с открытия дверей многих десятков тысяч протестантских церквей. Трудовой день южнокорейских верующих начинается с молитвы на рассвете, как и у первых христиан. После раннего утреннего богослужения народ уходит из церквей на работу, получив духовный заряд от песнопений, от молитв и от проповедей, призывающих к прославлению и благодарению Господа в повседневной жизни, в том числе и через упорный и осмысленный труд. Понятно, что Господь Бог не оставляет без Своего благословения такое духовное рвение миллионов южнокорейцев. Почти четверть населения Южной Кореи – протестанты.

Южнокорейский протестантизм представлен в основном пресвитерианами и методистами. Церкви пятидесятников не лидируют в Корее, но их харизматическое богослужение оказывает сильнейшее влияние на облик протестантизма в этой стране. Баптисты занимают шестое место по численности. Главная же особенность протестантизма Южной Кореи в том, что в ней господствует кальвинистское течение богословия, в том числе и в баптистской среде. Суверенитет Бога и личная ответственность человека, этот фундамент кальвинистской теократии, стали духовной опорой модернизации Кореи из отсталой феодальной страны в постиндустриальную страну. Успех динамично развивающейся Южной Кореи является большой победой кальвинистской Реформации в ХХ-м веке. Нам в России, дважды вошедшей в системный кризис на протяжении менее чем одного прошлого века, этот южнокорейский христианский опыт модернизации страны следовало бы осмыслить более глубоко. Ведь стартовые условия для реформ в Корее были гораздо хуже, чем условия для реформ в России!

Мои предки ушли из Кореи в конце XIX-го века. Причины эмиграции были просты. Обнищание страны, политические репрессии консервативного правящего режима, колониальное притеснение Японии. Монархия королевства Чосон оказалась абсолютно неспособной реформировать коррумпированное феодальное общество, раздираемое внутренними сословными противоречиями, и стоящее перед угрозой колониального закабаления от стремительно усиливавшейся Японии. Духовное поле Кореи на тот исторический момент оказалось опустошенным. Конфуцианство как идеология феодального строя показало свою несостоятельность перед вызовами времени. Вместе с отвержением прогнившей монархии оказалась отвергнутой и господствовавшая конфуцианская идеология. Однако наряду с конфуцианами в Корее были и буддисты. Но этот предшественник конфуцианства, буддизм, вследствие коррумпированности монашества, уже давно был изгнан из общества. Предыдущая эпоха королевства Корё была временем высшего расцвета корейского буддизма. Однако сотни тысяч монахов-бездельников стали непосильной ношей для общества. Дворцовый переворот и смена династии в Корее прошли под лозунгами иной идеологии – конфуцианского долга и добродетели. Корея стала конфуцианским королевством Чосон. Буддисты утратили привилегии государственной религии. Их монастыри на равнинах были разрушены. Остатки монашества переместились в горные гетто. В момент системного кризиса, когда конфуцианство перестало быть консолидирующей идеей в Корее, ослабленный буддизм не имел ни времени, ни реальной возможности возродиться и вернуться назад как государственная идеология. Таким образом, к концу XIX-го века влияние буддизма и конфуцианства, этих традиционных религий в корейском народе, оказалось сильно ослабленным. Этот идеологический и религиозный вакуум оказался благоприятным для распространения протестантизма в Корее.

Правящие слои аристократии Кореи раскололись в поисках пути выхода страны из системного кризиса. Одни видели выход в сугу, консервативной политике изоляции страны. Другие, в их числе были и некоторые члены королевской семьи, предлагали последовать кэхва, политике открытых дверей. Верх одержала партия кэхва. Последние объективно были заинтересованы в импорте христианства как религии лидирующих государств мира. Однако в Корее конца девятнадцатого века обстоятельства сложились удачно только для протестантской ветви христианства. Дело в том, что католики вошли в Корею за сто лет до начала политики открытых дверей, когда консерваторы были еще очень сильны! После некоторого успеха католической миссии в Корее наступил период репрессий против всего западного. Как следствие, католики оказались физически истребленными и ослабленными к тому моменту, когда, наконец, наступили благоприятные условия для миссии христиан.

К 1885 году Корея в лице королевства Чосон имела международные договоры со многими христианскими странами, в том числе с Россией и США. Царское правительство России поощряло миссионерскую деятельность Русской православной церкви. Однако некоторый успех православной миссии пресекся потом поражением России в русско-японской войне 1905-го года. Лишь Пресвитерианская и Методистская Церкви США, открывшие первые свои миссионерские церкви в Корее в 1884-1885-м годах, сумели пустить глубокие корни в корейском народе. К моменту аннексии Кореи японскими колониалистами в 1910 году число верующих протестантов перевалило 400 тысяч человек.

Наиболее многочисленная в Корее Пресвитерианская Церковь смогла пустить глубокие корни в Корее отчасти и потому, что она не имела идейного противника в лице государства. Противодействие монархии во второй половине девятнадцатого века, опиравшейся на конфуцианское учение, могло бы сильно помешать завершающей стадии развития корейской Пресвитерианской Церкви – стадии формирования территориальных органов управления Церковью. Но именно на этой стадии сама монархия и государственность Кореи были сильно ослаблены японским вмешательством. Поэтому Корея и Япония, противостоявшие друг другу в политической борьбе за Корейский полуостров, не сумели помешать структурированию и росту Пресвитерианской Церкви. Им почти не было дела до христиан. Так что Пресвитерианская Церковь ухитрилась втиснуться в благоприятные временные рамки безвластия на Корейском полуострове. Борьба японцев с Пресвитерианской Церковью развернулась десятилетиями позже, уже после формирования сети региональных пресвитерий Церкви. Япония, став владычицей на Корейском полуострове, имела дело с уже структурировавшейся многочисленной церковной организацией. Похожая благоприятная ситуация сложилась и для Методистской Церкви Кореи.

Несмотря на последовавшую в 1910-м году аннексию Кореи имперской Японией, охранную роль для протестантской миссии англосаксонских стран на Корейском полуострове, безусловно, сыграли политическая и военная мощь Великобритании и США. Исторические и культурные особенности Кореи конца XIX-го века оказались очень благоприятными для миссионеров. Протестантская церковь Кореи в течение одного поколения стала самостоятельной церковью. Уже во время акций гражданского неповиновения японским колониальным властям, начавшихся 1-го марта 1919 года, корейские протестантские церкви были в первых рядах этой кампании. Церковь объективно занимала патриотические позиции. Воспитывая пуританскую нравственность своих членов, церковь фактически работала против японских колониалистов. Отказ верующих от употребления табака и алкоголя, например, разорял японских предпринимателей, которые и держали этот бизнес в Корее…

Нельзя пройти мимо еще одной особенности протестантской миссии в Корее. Если в восемнадцатом веке христианская миссия в Индии и в Китае шла вслед за грабительской волной имперской колониальной экспансии западных государств, что вызывало негативное отношение местного населения к христианам, то в Корее наблюдался дуализм политико-экономической ситуации. Америка не была для корейцев колониальной державой и не была причастна к разграблению Кореи: этим занимались японцы. Американцы при всем желании не могли тогда грабить Корею – мешали японцы. Поэтому, вольно или невольно, новая религия из Америки воспринималась корейцами в позитивном свете, поскольку миссионеры отнюдь не были индифферентными к действиям японцев, зачастую и сами страдая от них. Сострадание миссионеров к корейцам проходило через соучастие миссионеров в их страданиях. Христианская проповедь любви и призвание к несению креста звучали не только на словах, но и подкреплялись делами. Миссионеры принимали участие в социальном движении, в реформировании мышления корейцев. Через миссионеров шло строительство школ, больниц, университетов, они привносили современные знания в корейское общество.

Но одних таких внешних воздействий миссионеров на корейцев было бы совершенно недостаточно для принятия протестантизма. Корейский религиозный менталитет, пропитанный шаманизмом, был готов к восприятию христианства. Христианство в равной степени могло войти в Корею в форме католицизма или православия. Речь идет о главном в христианстве – догмате триединства и о готовности корейцев принять его. Единобожие было вполне согласуемо с традицией корейского шаманизма. Владычествование более сильного духа над остальными духами было понятно корейцу. Сын Божий Иисус имел аналог в мифе о Тангуне, родоначальнике Кореи. Дух Святой вполне согласовывался с представлениями первобытной религии об источнике человеческой силы. Поклонение духам предков имело продолжение в понятии Церкви небесной. Высокая нравственная система христианской этики имела общие моменты с конфуцианскими ценностями семьи и долга. Синтез этих подсознательных моментов мог быть доступен любому течению христианства. Однако окно возможностей открылось именно протестантам.

Если сравнить религиозную систему японцев с корейской системой, то  просматривается значительное различие в национальном характере политеизма. Японец должен аккуратно обслуживать всех своих божков. Обделенный вниманием какой-нибудь из духов вполне мог своей мстительностью буквально доконать человека. Кореец же допускал неравноправность духов, возможность одного духа владычествовать над другим. Поэтому вполне допускалось, что один сильный дух мог ограждать корейца от злобствования других духов. Для японца путь к единобожию, и, следовательно, к Христу, был перекрыт равноправием в пантеоне богов. Корейский же шаманизм не противоречил идее Искупителя, Защитника Христа. Эта, на первый взгляд, незначительная разница в японском и корейском политеизмах, даже имеющих общие шаманистские корни, привела к большим последствиям. Христианство трудно укореняется на Японских островах. Корея же вспыхнула огнем Евангелия  Иисуса.

Можно сказать, что успех протестантской миссии в Корее был предопределен вышеперечисленными историческими случайностями. Почти пустую религиозную нишу в Корее заполнили протестанты. Традиционные корейские религии потеряли влияние на правителей с потерей политического влияния самих правителей. Хотя прямой вины за буддизмом и конфуцианством как идейными учениями в кризисе Кореи и нет, их религиозная интерпретация, будучи навязана обществу как последняя инстанция, потерпела поражение. Вследствие этого произошел откат общества от буддизма и конфуцианства, но лучшее, что было в них идейного, переплавилось в христианстве.

Еще невозможно не упомянуть роль Священного Писания в деле насаждения протестантизма в Корее. Если в Индии, в Китае и Японии Библия на местных языках отсутствовала, и миссионерам надо было начинать с основы – перевода Библии на местные языки, то в Корее эта проблема уже была решена! Тут сказалась близость Кореи к Китаю и к Японии. В этих двух странах, сильных соседях Кореи, имелись корейские диаспоры. Библия на китайском языке была вполне понятна образованным корейцам, так как основным признаком культурности корейца было владение китайскими иероглифами. Потому энтузиасты-корейцы, соприкоснувшиеся в Китае и в Японии с западными миссионерами, имея на руках китайский текст Библии, занялись ее переводом на родной язык. В результате их усилий, прежде чем протестантская миссия вошла в Корею, в ней уже имелась Библия на корейском языке! К тому же, этому труду в немалой степени поспособствовали миссионеры в Китае и в Японии. Но это – отдельная история шествия Божия Слова…

Феномен южнокорейского протестантизма у нас освещен пока слабо. На то есть объективные причины – языковый барьер, шумная миссия самих корейских протестантов на просторах СНГ, временами неудачная и непонятная для нас, по большей части имеющих советский менталитет. Еще предстоит перевести на русский язык капитальный трехтомный труд «История христианства в Корее», написанный большим авторским коллективом в Южной Корее. Мне предложили сделать этот перевод, но как-то странно, начав с третьего тома. Я чуть было не приступил к его переводу на русский язык, но дело застопорилось из-за финансирования. Ведь по логике вещей надо тогда переводить и первый том, и второй том, чтобы у читателя, как просто любопытствующего, так и историка по специальности, сложилась полная картина протестантизма Южной Кореи. Потому дело отложилось из-за финансов на неопределенное время. Однако мы должны присоединиться к убеждению самих корейцев, и я, опять-таки, присоединяюсь к ним: Южная Корея стала такой, какая есть, благодаря христианству. Причем, что существенно, кальвинистской части христианства. Дело в том, что Реформация в Женеве создала такой тип автономной церковной общины, которая независима от государства, и жизнеспособна в любой формации. Эти общины сливаются в монолитную Церковь на конфедеративных принципах. Как раз поэтому кальвинистская церковь является системообразующей церковью, способной переформатировать общество, в которое она вложена, и государство тоже, если только эта церковь не подвергается физическому истреблению, подобно гугенотам во Франции.

За шестьдесят лет протестантской миссии, с 1885 года до обретения Кореей независимости в 1945 году, протестантизм стал лидирующим в духовной жизни страны. После раскола полуострова на Север и Юг, вследствие гражданской войны 1950-1953 годов, Южная Корея получила огромную духовную прибавку в лице эмигрировавших на юг протестантов Севера. Они бежали от притеснений тоталитарного режима Ким Ир Сена. Этот исход христиан с Севера пошел на руку развитию южной части полуострова. Именно протестантская часть Южной Кореи оказалась локомотивом в деле модернизации страны. Здесь как раз и сказался кальвинистский характер церквей. Чувство избранности, уверенности в спасении, пуританская этика семьи и труда, устремленность к успеху, предприимчивость, активное участие прихожан в политической деятельности – все эти элементы лично ответственной жизни перед суверенным Богом определили лицо нынешней Кореи.

Любопытный временной факт в духовном развитии Кореи. Это для нас, живущих в России. В 1874 году, с проповеди Редстока в аристократических салонах Санкт-Петербурга началось евангельское пробуждение в России. В 1884 году с подачи обер-прокурора Синода К.П.Победоносцева император Александр III высылает из России лидеров евангельских христиан В.А.Пашкова и М.М.Корфа, причем без права возвращения на родину. Страна православного христианства лишилась шанса христианской Реформации. Однако свято место пусто не бывает. Что было потом, мы все знаем, но одни замалчивают это, уходя от ответственности, другие не имеют возможности громко заявить об этом, указав на виновников, спровоцировавших пришествие кровавого большевистского периода в нашей истории. Дух Святой отошел от России. В 1884 году Он приступил к пробуждению Кореи…

12.03.2010.