КАЛЬВИНИЗМ КАК ДОМИНИРУЮЩАЯ РЕЛИГИЯ ГОЛЛАНДСКОЙ РЕСПУБЛИКИ Геррит Вельдман (1997)
Богословие - Статьи
 
КАЛЬВИНИЗМ КАК ДОМИНИРУЮЩАЯ РЕЛИГИЯ
ГОЛЛАНДСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Геррит Вельдман (1997)
 
Республика Объединенных Нидерландов была кальвинистским государством. Все вроде бы это знают и никто в этом не сомневается. Но насколько кальвинистской была Республика? В этом мнения расходятся. Медленно, но верно распространяется мысль, что далеко не все голландцы XVII в. были кальвинистами. Наоборот, Реформатская Церковь всегда имела лишь ограниченное распространение, особенно по сравнению с ее доминирующим положением в обществе.

В том, что Реформатская Церковь, несмотря на ее относительно низкую численность, занимала важное место, сомневаться не приходится, потому что она играла роль государственной церкви. Она была единственной церковью, официально признанной государством. Она охватывала весь народ, и она крестила и венчала не только своих признанных членов, но и всех, кто просил об этом. Так захотело правительство. Государство никоим образом не было светским. До революции оно признавало лишь католическую церковь, теперь это положение заняла церковь реформатская - хотя она была не единственной, имевшей право на существование.

Были ли другие  группы протестантов в Нидерландах? Не составляли ли кальвинисты во время Революции лишь небольшую группу максимум в 10-15% населения? Конечно, в отличие от анабаптистов или лютеран они сыграли решающую роль в восстании. Они составили его крепкое ядро, которое не ослабело и не сдалось (1). Они, в конце концов, поддержали правительство, и оно поддержало их. Как бы то ни было, Реформатская Церковь фактически стала в стране государственной.

В течение многих лет кальвинистам удавалось расширять свое влияние. Церковь росла, и ее роль в общественной жизни увеличивалась. Как это случилось? Обычно это считается логичным следствием государственной помощи. По мнению некоторых историков, здравомыслящие люди кальвинизм не принимали, и к обращению их могло привести лишь политическое и экономическое давление (2). Однако это грубо противоречит фактам. По словам Энно Ван Гелдер, здесь не было никакого принуждения сверху, напротив государство жестко боролось с кальвинистским фанатизмом (3)! С другой стороны, этот взгляд тоже критикуется. По мнению Дерсена, в стране никогда не наблюдалось острых противоречий между магистратами и церковными советами, как и между большими группами населения, даже если церковь и государство не находились в гармоничном сотрудничестве, как полагают Гэйл и Роджер (4). 

Реально у консисторий и магистратов были отдельные задачи.   Первые контролировали церковь, последние - города. Это логично и очевидно, но это также означало, что каждый источник власти имел свою точку зрения на определенные вещи. То, что было хорошо для Церкви, не всегда было хорошо для городов или Республики, и наоборот. Полного союза Церкви и государства не было. Церковь была не так велика, и много  соотечественников не были ее членами. В стране оставалось место для меннонитов, лютеран и даже католиков. Католицизм формально был запрещен, но на практике с ним мирились.

Власть склонялась к тому, чтобы считать реформатами всех граждан. Религиозная свобода не была популярным принципом. Считалось, что религиозное многообразие подрывает единство и, следовательно, власть государства (5). Стремление к религиозной однородности было нормальным элементом для всех государств XVII в., в том числе и для Нидерландов. В этом свете неудивительно, что многие голландские правители считали Реформатскую Церковь национальной, в которой, насколько возможно, все граждане должны были чувствовать себя дома. Это также было условием существования других групп, которым приходилось бороться за место под солнцем - а для этого они должны были выдвинуть привлекательную альтернативу.
Чтобы достичь цели признания государством, Церкви приходилось соглашаться на подчинение ему. Для XVII в. это было обычным явлением. Разделение между церковью и государством стало возможным лишь после падения Старого режима (7).

Довольно часто магистраты и судьи контролировали работу служителей и церковные назначения. Это было воспринято как нечто неизбежное при статусе государственной церкви. Чтобы прийти к широкой, приемлемой для всех "народной церкви", пришлось отказаться от многих требований. Если бы реформатские исповедания веры сохранялись в полном объеме, то как церковь могла бы привлечь несогласных? Использовать для этой цели государство напрямую она не хотела. Поэтому в Нидерландах возник порядок, при котором Церкви во многом пришлось подчиниться государству. Последняя четверть XVI в. была наполнена постоянной борьбой между Генеральными Штатами страны и ее Синодом за признание церковного устройства. Эта борьба в общем ничем не кончилась.

В чем-то Реформатская Церковь была не против национального статуса. Конечно, она видела преимущества положения государственной церкви. Правительство поддерживало ее больше, чем других, она могла спокойно распространять веру среди населения. И она сделала это с удовольствием, ибо численный рост воспринимался ею как важная задача, хотя и не как самоцель. Задачей было не просто сделать общину как можно больше, но распространить Евангелие и сделать новых членов полноправными. Они должны были не только вполне согласиться с реформатским учением, но и жить по нему. Это означало поддержку церковной дисциплины.

Строгое соблюдение дисциплинарных требований  может показаться серьезным препятствием для развития. Но Реформатская Церковь росла, и ее общественная позиция стала действительно важным фактором. Заняв место католиков, она стала для многих реальной альтернативой им. Сравнительно быстро возникла группа так называемых ревнителей, которые ходили на реформатскую службу каждое воскресенье, часто в том же здании, где они прежде посещали римскую мессу. Еженедельно они слушали четкую реформатскую проповедь с твердой доктриной, и как члены общины регулярно участвовали в Вечере. Неудивительно, что многие люди, которым было разрешено причащаться постоянно, входили в общину автоматически (8).

Именно это придало реформатам в качестве государственной церкви новые группы энтузиастов, которые имели больший потенциал роста, чем баптисты и католики. Эти конфессии еще могли рассчитывать на поддержку части населения, в основном из среднего класса. В особенности католики имели неплохие шансы на выигрыш, опираясь на свою предполагаемую подлинность. Но реформатские общины росли быстрее (9). Была ли здесь та опасность, что многие потенциальные участники просто хотели присоединиться к динамичной общине, а не к реформатскому учению? Как правило, "ревнители" были костяком церковной жизни. Тем не менее условием церковного членства они ставили доступ к причастию. И это была цена, которую приходилост платить. Церковные доски обычно не пестрели фамилиями новых членов. Изучение доктрины и изменение жизни считались необходимыми после периода личной катехизации. Кроме того, в дальнейшем требовалось подчинение церковной дисциплины (10). Но достичь чистоты общины иным путем было нельзя. 

Причастие, в конце концов, было центром церковной жизни. Без Вечери Господней нет церкви. А без дисциплины нет Вечери Господней. Следовательно, сопротивление  превращению церкви в национальную имело место потому, что в таком случае дисциплина должна была быть отменена - а это означало удар по самой сущности Церкви. Тот, кто этого не понимал, не был настоящим кальвинистом (11).

Это противоречие между теми, кто добивался статуса народной церкви, и желающими сохранить церковную дисциплину, сыграло решающую роль в первой четверти XVII в. Это было не простое противостояние между правительством и церковью, или между магистратами и синодами. Между всеми этими силами были, так сказать, перемычки. Было множество чиновников, поддерживавших церковную дисциплину, а также пасторов и старейшин, тяготевших к народной церкви.  Более того, были люди, столь привязанные к реформатскому исповеданию, что они считали возможным ради него жертвовать интересами государства. Можно было быть чиновником и старейшиной одновременно или представлять церковный совет в магистрате. Для истинных кальвинистов было более приемлемо последнее.

Когда в Лейдене возник богословский конфликт между профессорами Арминием и Гомаром о предопределении, его стороны попеременно то нападали, то оборонялись. Арминий учил, что Бог избирает ко спасению тех, в ком Он предвидит веру. Гомар же защищал кальвинистское учение, по которому Бог решает спасти людей, а затем дарует им веру. Для первого вера была основанием спасения, зависящим от воли человека, для второго - плодом избрания, никак не предполагающим свободы выбора (12). На такую ситуацию у Церкви был лишь один возможный ответ - дисциплина. Конечно, многие хотели ее упразднения, но этой позиции просто не дали пройти. С другой стороны, последователи Арминия, по их вероучительному документу названные ремонстрантами, были решительно поддержаны многими представителями власти. Осуществление дисциплины стало невозможным. Противники кальвинизма свободно продолжали работать и проповедовать. Это вынудило кальвинистов к реакции. Противники новшеств шли по церквам и искали проповедников, у которых они могли слушать чистое реформатское учение. Но этого было недостаточно. Вечерю нельзя было праздновать там, где дисциплина более не соблюдалась. Это означало конец церкви как таковой. Ситуацию можно было исправить, лишь отлучив протестующих от причастия с помощью церковной дисциплины. Раскол стал неизбежен.

В итоге кальвинисты-контрремонстранты оказались однозначно в большинстве в Реформатской Церкви (13). Это имело серьезные последствия. Если бы ремонстранты остались в церкви, она была бы серьезно ослаблена. Политика канцлера Олдебарнвельдта и его сторонников практически не удалась. Но и народная церковь не возобладала. Видели ли ее сторонники последствия этого? Видимо, нет. Те, кто не воспринимали кальвинизм всерьез, не могли понять, что значила чистота Церкви для тех, кто примкнул к реформатскому учению душой и сердцем.

Ни сторонники народной церкви, ни ремонстранты кальвинистами не были, и они понимали это сами (14). Это сделало слияние этих двух групп почти само собой разумеющимся, а сочетание устойчивой оппозиции со стороны народной церкви и арминианства само по себе говорило о том, что то и другое логически вытекало из отхода от кальвинистской доктрины. В итоге государство также оказалось  разделено: сторонники  Олдебарнвельдта нашлись и среди кальвинистов. Возникло еще одно противостояние: арминиане тяготели к примирению с Испанией, а те, кто хотел продолжить борьбу, стремились к примирению с кальвинистами (16).

 Эти два фактора - все возрастающее сопротивление кальвинистов и разделение внутри светской власти - привели к тому, что политика Нидерландов как государства стала терпеть провалы. Осень 1618 года принесла волнения населения, открыто вставшего на сторону кальвинистов и их сторонников в правительстве (17). Так был открыт путь для национального синода в Дордрехте, где учение Арминия было официально осуждено, а его сторонники изгнаны из Реформатской Церкви. Дисциплина теперь могла реально осуществляться, а государственная церковь осталась кальвинистской. Многие государственные деятели открыто поддержали кальвинизм, а терпимость к ересям и расколам стала значительно меньшей. Тем не менее через несколько лет кальвинистское правление ослабло и его противники вновь стали оказывать влияние на власть. Терпимое отношение правительства вернулось - во многом потому, что построение народной церкви фактически потерпело провал (18).
В конечном счете место кальвинизма в стране было определено. Голландская Реформатская Церковь осталась кальвинистской и поддерживаемой государством. Она сыграла роль государственной религии, но так и не перетянула к себе большинство населения. Республика была многоконфессиональным государством, в котором кальвинизм занимал первое место и был верой части официальных лиц, но не более того.  
 
 
1. Alastair Duke, ‘The ambivalent face of calvinism in the Netherlands, 1561-1618’ in: idem, Reformation and revolt in the Low Countries (Londen 1990) 267-293, aldaar 287 en 289; G.J. Schutte, ‘Nederland: een calvinistische natie?’, Bijdragen en mededelingen betreffende de geschiedenis der Nederlanden 107 (1992) 690-702, aldaar 685.
2. Schutte, ‘Nederland: een calvinistische natie?’, 693. 
 3. Joke Spaans, Haarlem na de Reformatie. Stedelijke cultuur en kerkelijk leven, 1577-1620 (Den Haag 1989) 16 en 233-234. 
4. A.Th. van Deursen, Bavianen en slijkgeuzen. Kerk en kerkvolk ten tijde van Maurits en Oldenbarnevelt(Assen 1974) 83 e.v.. 
5. Jonathan I. Israel, The Dutch Republic. Its rise, greatness and fall, 1477-1906 (Oxford 1995) 372-373. 
6. Olaf Mörke, ”Konfessionalisierung’ als politisch-soziales Strukturprinzip? Das Verhältnis von Religion und Staatsbildung in der Republik der Vereinigten Niederlanden im 16. und 17. Jahrhundert’, Tijdschrift voor sociale geschiedenis 16 (1990) 31-60, aldaar 33-36. 
7. Spaans, Haarlem na de Reformatie, 236. 
8. A.Th. van Deursen, ‘Calvinisten’ in: idem, Mensen van klein vermogen. Het ‘kopergeld’ van de Gouden Eeuw (Amsterdam 1992 (1978)) 289-311, aldaar 292. 
9. Israel, The Dutch Republic, 366 en 390. 
10. Van Deursen, ‘Calvinisten’, 297-298. 
11. Van Deursen, Bavianen en slijkgeuzen, 326; Van Deursen, ‘Calvinisten’, 310. 
12. Van Deursen, Bavianen en slijkgeuzen, 227-229 en 275. 
13. Van Deursen, ‘Calvinisten’, 310. 
14. Idem, 304. 
15. Mörke, ‘Konfessionalisierung’, 46. 
16. Israel, The Dutch Republic, 434. 
17. Idem, 434-436. 
18. Idem, 394 en 480-482.